«Да сдай ты меня куда-нибудь». История строителя, который упал с лестницы и потерял всё. Он мечтает встать на ноги и увидеть сына

Если бы я смотрела фильм про Виктора, то подумала бы, что сценаристы сошли с ума и просто уже не знали, какие еще беды повесить на главного героя. Война, неоконченное образование, развод, падение со стремянки, паралич, инвалидность, коляска, жизнь с бездомными. А главный герой с улыбкой говорит мне: «Увидишь, я в следующем году буду бегать в этом дворе». Наша коллега из NGS55.RU Ирина Чернышева рассказывает историю Виктора Пятова, который, возможно, побежден, но точно не сломлен.

Я не знаю, почему мой взгляд зацепился именно за этот пост в паблике благотворительного фонда «Обнимая небо». Омичу Виктору Пятову собирали деньги на противопролежневую подушку. С фотографии на меня смотрел приятный мужчина на коляске посреди парка. «Пройти войну и упасть со стремянки», — так называлась ознакомительная статья про Виктора. Заголовок, прямо скажем, кликбейтный. Вот и я кликнула. Потом написала в фонд и уже через 15 минут договаривалась с Виктором о встрече в Куйбышевском доме-интернате для престарелых и инвалидов, где он сейчас живет.

Не люблю слово «интернат». В нашем обществе у него есть свой флер какой-то безысходности, к которой страшно прикоснуться. Учреждение находится на краю улицы — за кладбищем, рыбным рынком и «Бауцентром». С дороги такси сворачивает налево, проезжает еще немного, и вот КПП. Мы проходим через него с фотографом Леной. Поясняем цель визита. Интернат огромный, крыльцо тоже большое. На нём курят два постояльца в колясках. Одному из них мы помогаем войти, придерживая двери.

Холл приятно удивляет, почти панорамные окна, много света и зелени. Стоит скульптура, которая подразумевалась как фонтан, но и без воды выглядит отлично. Стоят диван и кресла. Здесь у нас и пройдет интервью. Пройти в комнату к Виктору, к сожалению, нельзя. Приятная женщина на вахте и так переживает, что мы будем фотографировать постояльца и поэтому ему придется сидеть без маски. Кстати, их нам вручают бесплатно. Обстановка больше похожа на санаторий, просто с особыми гостями.

Ждать приходится недолго. Ловко управляя коляской, Виктор выезжает к нам. Мы здороваемся, он улыбается и смеется, что наше интервью уже произвело ажиотаж.

— Два дня ко мне все подходят, спрашивают, — рассказывает он.

Мы сразу переходим на «ты», и после минут 10 нашего разговора я понимаю, что очарована своим собеседником. Конечно, нервно не хихикаю, но под его обаяние попадаю точно.

Его родители — обычные работяги. Мама трудилась поваром, а отец крутил баранку. Виктор рос обычным пацаном, катался на коньках, носился с клюшкой, мог похулиганить, учился «да как все». Окончил девять классов и поехал из района в Омск поступать в железнодорожный колледж. В городе он жил у тетки. И всё было хорошо и гладко. Но когда наступила пора сдавать экзамены, Виктора, не дав получить диплом, забрали в армию. Так он оказался в Москве. Служба была не просто в радость, она казалась счастливым билетом. Простой парень из сибирской глубинки стоял в оцеплениях на мероприятиях, куда мечтали попасть миллионы людей.

— На концерты каждую ночь ездили, охраняли. Футбольные матчи в Лужниках. Кого видел? Да кого только не было. Пугачева и прочие. Не служба, а сказка.

Так сержант Пятов отслужил год. А потом приехал к ним в дивизию дядька в форме с предложением, мол, пацаны, поехали служить на юга, выход свободный, девчонки молодые. Ну как парни могут отказаться от такого — и около ста человек с радостью согласились, подписали документы. Быстро пролетели самолеты, вертолеты, аэропорты, пересадки. Тот дядька в форме уже где-то потерялся. В итоге добрались и обомлели, рассказывает Виктор. Льет дождь, вокруг горы. Ребят загнали в какую-то палатку, а там уже сидят бывалые бойцы.

— А где санаторий?

— Утром посмотрите, — засмеялись мужики.

Про чеченскую войну Виктор рассказывает мимоходом. Просто как кусок своей биографии. Помимо всех ужасов боевых действий, Виктор получил оплеуху от бюрократии. Через несколько месяцев службы за ним и другими ребятами прилетели вертолеты — домой. И во время переклички обнаруживается, что в списке тех, кто садится в вертолет, есть Виктор Пятков, а вот Виктора Пятова нет. И все понимают, что дело в опечатке, но документ сильнее. И Виктору пришлось смотреть, как его товарищи садятся в вертолет.

— Они там, в вертолете, плачут, я здесь рыдаю, — уже со смехом вспоминает собеседник.

С некоторыми из сослуживцев он общается до сих пор. Кто-то сейчас участвует в спецоперации, кто-то на гражданке. Пару недель назад Виктору сделали сюрприз двое друзей — приехали с семьями и детьми. Виктор даже не может подобрать слова, настолько он был в восторге от этой встречи.

В Чечне он пробыл еще несколько месяцев. Вернулся в Омск. И надо бы доучиться. Но поговорил с преподавателями, те сказали, что на работу потом не устроиться. Мол, кому нужен свежий выпускник, когда на своих мест не хватает. Тогда Виктор решил не запариваться с экзаменами и строить свою жизнь самостоятельно.

— На кого учился-то?

— На монтера. Сигнализация, централизация.

— А вообще пригодилась-то учеба?

Виктор в ответ раскатисто хохочет.

Сначала он работал водителем, потом занялся стройкой. Сколотил себе бригаду и начал работать.

Родителей Виктор похоронил, а их дом в итоге разобрали. Пока он еще был целым, в нём жили знакомые семьи. Поступили они некрасиво — оставили дом и не сказали об этом Виктору. Соседи забили тревогу, позвонили, но уже было поздно — растаскали местные. Когда я спрашиваю, не жалко ли дом, мужчина просто машет рукой, мол, ну а что с ним было делать.

Женился Виктор тоже достаточно скоро. С первой женой прожил 10 лет, но не срослось, и они развелись. Со второй супругой прожили четыре года — и опять разлад в семье, хотя в ней уже появился общий ребенок. И он уехал на Север, где прожил четыре года. Там занимался стройкой, заработал репутацию, и заказы стали поступать благодаря сарафанному радио. Но вдали от сына Кости Виктор жить не смог, вернулся обратно в Омск. Сейчас Константину Викторовичу уже 12 лет.

— Похож парень на тебя?

— Да, говорят, так. Внешне, наверно. Но он молчаливый, стеснительный немного.

Взгляд у Виктора становится ласковым. А я перехожу к главной теме — как Виктор оказался в инвалидном кресле.

Это было два года назад. Его бригада занималась ремонтами под ключ. Заходили в пустые стены, а сдавали готовое во всех отношениях помещение. Работу свою Виктор любил, был и руководителем, и дизайнером.

— Цыгане что-то заказали, и я всю ночь сижу, рисую, что там будет. А им же, знаешь, звезды нужны, лепнина из гипса. И утром приходишь, показываешь, мол: «Смотри!» И договорились. Мы всё делали, коттеджи, квартиры, офисы, производственные помещения.

Можно сказать, что из-за любви к работе и своего перфекционизма Виктор Пятов и пострадал. Бригада работала на Телевизионном заводе. Сначала ремонтировали цех, потом офисные кабинеты. Оставался последний. Работу закончили, уже уборщица помыла пол, и вдруг Виктор увидел, что уголок плинтуса на потолке слегка отошел. Другой бы не заметил или не придал значения, но руководитель бригады решил быстро плинтус подклеить. Дело двух секунд, поэтому он даже не развернул стремянку, просто приставил к стене. Но пол-то был мокрым, и стремянка ушла из-под ног. Упал на локоть, но с кем не бывает. Виктор просто замазал царапину зеленкой, да и забыл.

И не знал, что из-за жесткого удара у него сместились позвонки. Они начали тереться друг о друга, образовался гнойник. Поначалу Виктор просто заметил, что между лопаток начало простреливать. Ответственно сходил в поликлинику к неврологу. Тот отмахнулся, мол, да с кем не бывает. Выписал противовоспалительные. МРТ или рентген врач не счел нужным назначать. Но Виктору становилось всё хуже. Так прошли четыре месяца, в течение которых он не раз возвращался к врачу. Дошло до того, что Виктор спал сидя, а врач всё говорил, мол пройдет, надо подождать.

— В один день пошел в гараж. Сел за руль и понимаю, что ноги — всё. Не могу ехать. Кое-как пришел из гаража домой, и это была моя последняя ходьба, — вспоминает мужчина.

Виктор вызвал скорую. Его сразу забрали, но врачи были в замешательстве, не понимали, что произошло. Ночевать его положили в коридоре.

— Это была самая страшная ночь. Лежишь, и как будто, начиная с ног, на тебя надевают мешок. Перестаешь чувствовать тело. В итоге я мог только головой крутить. Позвал санитарку, попросил воды. Она принесла стакан, поставила рядом, а я — всё, не могу его взять. В голове представляешь что?

— Даже представить не могу. Мысли были какие-то?

— Я не знаю... Да какие мысли. Скорее всего, пустота, — на этом моменте Виктор смотрит в сторону.

Утром к нему приехал вертебролог из другой больницы и моментально организовал перевод пациента под свое крыло. Врачи вычистили гнойник и поставили между позвонками пластинку, чтобы они не терлись. И если говорить примитивным языком, то из-за этой пластинки импульсы не проходят к ногам. Что делать дальше, пока неизвестно.

На того самого невролога Виктор зла не держит. Хотя достаточно одного МРТ — и хватило бы всего нескольких уколов между позвонками в рамках дневного стационара. И не было бы паралича. Это Виктору рассказал врач.

— Я в Чечне, помню, в палатку заходил, смотрю, пацанята лежат. У кого-то оборванные ноги, у кого-то руки. И они, бедолаги, лежат обколотые. И думаешь: «Вот кому ты такой нужен? Пока родители есть, ладно, а потом куда? Уж лучше совсем, чем вот так». Оттуда пришел — и тут пожалуйста.

Домой пациента привезли, как он говорит, почти в мешке, и мужчина ошалел от осознания своей беспомощности. Потребовал у жены водки и сигарет, хотя к алкоголю всегда был равнодушен. Пил какое-то время, потом понял, что бесполезно, и попросил жену водку выбросить. Больше к этому способу «лечения» не обращался.

Первые полгода тело не слушалось совсем. Виктор начал искать способы, как встать на ноги. Стал чрезмерно неразборчивым. Находил в объявлениях врачей, которые обещали чудо. Вызывал их на дом, те выписывали какие-то рецепты. Один укол в ногу за 8000, а уколов надо четыре, а четыре только на одну ногу, а ведь есть еще нога вторая. Виктор даже не понимает, откуда взял контакты этих врачей, в ту пору всё было как в тумане. Колол себе непонятные лекарства, горстями ел таблетки, верил, что следующая пилюля ему точно поможет и он встанет на ноги. Не встал.

Тогда он завел знакомства с теми, кто оказался в такой же ситуации, и уже эти люди, как говорится, вправили мозги. Он бросил самолечение и поставил другую цель — восстановить свое тело. Так начались домашние тренировки.

Виктор неоднократно предлагал жене сдать его в интернат. Она отказывалась, но по ее глазам он видел, что она делает это неискренне. И тогда у него созрел план, которому может позавидовать сценарист мелодрамы. Виктор сказал жене, что у него забился катетер и ему нужно в больницу. Медики его увезли, там он пробыл какое-то время, пришел момент выписки, и Виктор заявил врачам, что ему некуда идти. Куда девать бездомного инвалида? В Омске один путь — в Центр социальной адаптации. Это если официально, а неофициально — место для бездомных.

— О-о-о, там контингент интересный. У них такие промежутки есть. Когда их помоют, побреют, оденут и он такой модный с сигаретой. Потом пенсия приходит, его выпускают за ворота, и он через неделю уже на трубах через дорогу бычки теребит, — смеется Виктор.

Поначалу жена про выписку ничего не знала, но потом Виктору пришлось признаться, где он теперь живет. Разговоры между супругами пересказывать нет смысла, суть одна — он так и остался в центре, а жена привозила к нему сына. Встречались, естественно, не в самом центре адаптации, а за воротами.

А потом Виктор влюбился в сотрудницу центра. Девушка ответила взаимностью, и они сняли дом. Но через четыре месяца он ушел. Говорит, не смог смотреть, как возлюбленной приходится самой таскать воду и выполнять всю работу по дому. Временно прописался в частном пансионате, но в итоге попал в Куйбышевский дом-интернат, куда и стремился.

Сейчас он живет в комнате на троих человек. Два раза в день ходит в спортзал. Я мысленно подсчитываю в голове своих знакомых, которые ходят в зал хоть пару раз в неделю. Всем всегда что-то мешает — Виктору не мешает даже инвалидная коляска.

Омичи хорошо знают организацию «Танцы без границ». В ней особые танцоры — на колясках. У каждого есть свой партнер, у которого нет ограничения физических возможностей. Коллектив существует уже давно, выигрывает гранты, участвует в конкурсах и собирает массу зрителей. Руководитель «Танцев без границ» Игорь Лавров как-то приехал в Центр социальной адаптации и предложил находящимся там колясочникам познакомиться с коллективом.

— И тут я нарисовался, молодой.

— И трезвый, — добавляю я.

— Ну! А я за любой кипиш. И Лавров привез меня в ДК «Шинник». И меня так приняли, я не ожидал. Спросил: «Еще раз приедешь?» А я: «А что, можно?» Во второй раз приехали, а они раз — колясочку спортивную показывают. А она и туда, и сюда катится, — плавно водит рукой Виктор.

Игорь Лавров сам заказывал Виктору социальное такси, чтобы тот приезжал на репетиции. За полтора года Виктор несколько раз выступил в спектаклях. На каждую премьеру приезжал его сын.

— Ты понимаешь, где я работал всю жизнь? Водитель, стройка. Где я и где танцы!? — смеется Виктор.

И всё было бы прекрасно: хороший дом-интернат, отличные врачи, спортзал, нескончаемый оптимизм. Но сценаристы всё-таки сошли с ума. Сейчас Виктору Пятову приходится заниматься чудовищной бюрократией, чтобы лишить супругу родительских прав.

Он никогда не мог подумать, что до этого может дойти. Подробно об этой ситуации Виктор просит не писать, чтобы не навредить сыну. Если кратко: мать состоит на учете, мальчика у нее изъяли. О причинах может догадаться каждый читатель. Сейчас Виктор переживает за своего сына, который оказался в государственном учреждении, но замечает: лучше там, чем дома. Мальчика планирует взять под опеку родственница Виктора, которая живет на Севере.

Когда Виктор встанет на ноги, в чём он абсолютно уверен, он приедет к своему мальчику.

Мы прощаемся, практически став друзьями. На следующий день я помогу ему связаться со специалистами Пенсионного фонда, чтобы приостановить выплату алиментов, которые до сих пор получает его супруга. А пока мы с Леной выходим абсолютно вдохновленные встречей с таким замечательным мужчиной. Садимся в такси. По дороге обсуждаем дела насущные.

— Вы журналисты, что ли? А зачем в интернат ездили?

— На интервью.

— Про кого-то знаменитого писали? Про обычных людей же вы не пишете.

Таксист в чем-то прав. Виктор не самый обычный человек.